«Когда делишься, ты обогащаешься»

В ноябре 2020 года фотограф Кристина Абдеева отправилась в Дагестан для съемки новой коллекции дизайнера Асии Бареевой, живущей между Махачкалой и Москвой. Мы публикуем эти фотографии и интервью, в котором Асия рассказала Кристине об истоках своего творчества, отношениях с исламом и вдохновении, которое ей дарят местные ремесла и возможность делиться знаниями с другими.

Кристина Абдеева: Расскажи, как ты увлеклась дизайном и начала создавать одежду?

Асия Бареева: Меня всегда привлекала красота, живопись, искусство. Я с детства ходила в художественную школу, потом поступила в текстильный техникум — все шло поэтапно и логично. Во время учебы я работала стилистом и думала, что продолжу этим заниматься, но после подготовки дипломной коллекции поняла, что дизайн — это тоже интересно и что у меня получается. После этого я стала работать в этом направлении уже серьезнее.

КА:Расскажи, что тебя вдохновляло во время учебы? Откуда ты черпала идеи для эскизов? Я помню, что ты всегда любила разнообразные ткани, всякие винтажные штуки, которые потом превращала в коллажи.

АБ:Я с детства любила рисовать, цвет, фактуры. У моей мамы была подруга, которая занималась интерьерными тканями и все время отдавала мне образцы. Я перебирала эти куски ткани в детстве и, хотя не умела тогда шить, хранила. Они дожили до диплома, я их тоже использовала в той коллекции. Из поездок к бабуле в Пензенскую область я всегда привозила ткани, которые остались у нее еще с советских времен, какие-то вышивки, которые она сама делала, вышивки моей мамы… Все это вплетала в свои коллекции. У меня не было какой-то привязки к эскизам, я больше отталкивалась от ткани. Меня всегда вдохновляли ткани и цвет. Даже в первых коллекциях у меня не было черного, а только цветное. И большое количество принтов, сочетаний, оттенков.

КА:Расскажи, пожалуйста, про твои отношения с исламом. Когда они начались, всегда ли это было важной частью твоей жизни и идентичности? Как это повлияло на работу?

АБ:Я с детства верила в Бога, общалась с ним и чувствовала, как он влияет на мою жизнь. Чувствовала благодарность, когда что-то получалось. А когда делала что-то не так, чувствовала его гнев. В том смысле, что понимала — на меня смотрит что-то, знающее все: ситуацию, жизнь, Вселенную… И чувствовала, если делала что-то не то. Я часто спрашивала у людей, которых, может быть, даже первый раз встречала, верят ли они в Бога, — и мое отношение могло ухудшиться к ним, если они отвечали, что нет. Они у меня сразу вызывали отторжение, но не в том смысле, что я от них отворачивалась — просто мне становилось не по себе, я не понимала, как можно не верить во Всевышнего, который создал нас и все вокруг.

К исламу я пришла в 27 лет, уже после института. У меня было много вопросов к жизни, к себе, накопилось много страхов. Я не понимала, зачем все это, хотя и занималась любимым делом, меня окружала красота, мной в какой-то степени восхищались. Я все равно не видела смысла в том, чтобы просто наслаждаться жизнью — это мне казалось странным и пустым. У меня появилось желание отправиться в паломничество: где-то в октябре 2013 года я уехала и вернулась оттуда уже другой. Мне открылась целая вселенная, единобожие, чистое поклонение. Все в исламе меня тронуло и стало основной частью моей жизни, ее истиной. После этой поездки я стала перекраивать свою жизнь: любовь к исламу я транслировала на свою одежду, на то, что делаю, на то, как живу и выгляжу… Все стало приобретать оттенок ислама, и он становился более насыщенным с каждым годом — по мере получения знаний и общения с другими мусульманами.

КА:Расскажи, пожалуйста, о переезде в Дагестан: как так вышло? Давно ли ты в Махачкале?

АБ:В Махачкале я живу почти два года. При этом я часто летаю в Москву и не чувствую себя оторванной от нее.

КА:Где ты больше чувствуешь себя как дома?

АБ:Мой дом — и Москва, и Махачкала. В Дагестане я нашла отдушину какую-то, чувствую умиротворение. Здесь есть все, что мне нравится: природа, море, горы, вкусная еда, благоприятные люди, подходящие мне по нраву. Я довольно быстро нашла здесь друзей, оборудовала мастерскую. Переезд не был для меня травматичным. Хотя когда только-только пришло это решение, у меня, конечно, были сомнения, но я их не озвучивала. Просто приняла переезд как данность. 

В Москве у меня все было налажено и как бы хорошо: мастерская, производство, проекты, друзья… Но я люблю перемены и всегда с благодарностью и надеждой на лучшее принимаю новые ситуации. Понимаю, что в этом есть благо — и чаще всего так и происходит. Намерение, с которым ты берешься за дело, тебя в итоге и выводит на нужные настроения. Так что я довольна! Мне здесь хорошо и комфортно. Здесь воплощаются какие-то новые планы и идеи: в творчестве я теперь вдохновляюсь местными традициями и ремеслами. 

КА:Хотелось бы узнать об этом подробнее!

АБ:В новых местах, в любой поездке или путешествии, я начинаю во все окунаться и всем интересоваться. Многие ремесла здесь продолжают жить — конечно, их расцвет позади, но они еще не умерли. К тому же Дагестан — это соцветие разных культур: здесь живут даргинцы, лезгины, аварцы, рутульцы, табасаранцы, лакцы. И у всех национальностей есть характерные для их быта и мест проживания ремесла. 

Когда я переехала, то первым делом захотела лепить: в Москве в моей мастерской тоже была глина. Я нашла небольшую мастерскую, где возрождают ремесла под присмотром умелых учителей. Пришла туда, мне дали кусок красной глины — именно из нее изготавливается местная балхарская керамика, которая затем покрывается белой геометрической росписью. Мне понравился ее минимализм. Это было первое столкновение с ремеслами здесь.

КА:К разговору о ремеслах — расскажи, пожалуйста, о поездке в село Унцукуль?

АБ:Первое время после переезда я много путешествовала по разным близлежащим городкам. Помню, как поехала в Дербент и в местном музее рассматривала сосуды из красиво обработанного дерева с металлическими насечками. Я их запомнила и периодически спрашивала о том, кто и как это делает. Потом появилась возможность познакомиться с человеком, который сохранил традицию унцукульской насечки. Ее делают только в Унцукуле и преподают только местным ребятам, сторонних людей не берут в учебу: даже если из другого села человек приедет, ему не расскажут тайну. Человек, с которым я познакомилась, — один из немногих, кто продолжает это ремесло, хотя его жена и дочка тоже могут им заниматься между бытовыми делами.

Это интересная техника: берется дерево особой породы, не очень мягкое и не очень твердое, позволяющее легко вживить металлическую пластину, но чтобы при этом она не вылетала. Мастер рассказывал, что лучше брать грушу, абрикос, если я не ошибаюсь, яблоню… На обработанном дереве делают насечку, берут металлическую пластину — раньше использовали серебро, а сейчас чаще мельхиор. Пластина вживляется, обрезается лишнее. И такими маленькими штрихами металла рисуется узор, который потом обрамляется другой пластиной и лакируется. 

Есть еще ковры, которые плетутся вручную и у которых невероятное сочетание ярких цветов. Их делают табасаранцы. Хотя я нашла станок, на котором их можно ткать, сама еще не пробовала. Только смотрела со стороны, как моя подруга Фатима это делает в более современном виде: берет геометрические формы в качестве узора, а потом еще вставляет ковры в рамы, как картины. 

КА: Над чем ты сейчас работаешь в новой мастерской? Какие у тебя планы, будешь ли ты делать одежду? Или ты больше хочешь сконцентрироваться на керамике?

АБ:Я привезла сюда все, что у меня было: мастерскую полностью, ткани, глину, лекала. Все вперемешку. Сейчас я поглощена керамикой, сделала себе две печки разного размера. Раньше обжигала все в мастерской по соседству, а сейчас могу делать это в любой момент так, как захочу. Экспериментирую с глазурью, с глиной. Одеждой я тоже хочу заниматься, просто пока здесь не нашла команду, которая мне бы подходила. Но у меня большое желание возобновить работу в каком-то новом русле. То есть я не хочу делать то, что делала. Мне нравятся старые коллекции до сих пор, но сама я давным-давно не одеваюсь так ярко и сложносочиненно. И делать что-то как раньше мне кажется противоестественным.

КА:Хочешь делать что-то более повседневное?

АБ:Да-да! Более лаконичные вещи, повседневные. 

КА:Помнишь, мы с тобой ходили в музей этнографии «Дагестанский аул», смотрели разнообразные костюмы? Ты еще рассказывала, что изучала там антикварные платья для какого-то проекта? Что-то подобное могло бы тебя вдохновить в работе? 

АБ:Это очень интересно на самом деле! Мне написал Алексей БаженовАлексей БаженовОснователь форума новой модной индустрии Be In Open. и рассказал о своей идее оцифровать разные народные костюмы, сделать лекала и выложить их в открытый доступ — она появилась после его поездки в Дагестан. Я была в архиве музея здесь, все трогала, смотрела, выворачивала. В этих изделиях интересные обработки и сочетания тканей, там безумно современный крой. То есть все это можно носить и сейчас. 

Думаю, что для многих это бы послужило вдохновением. Очень жаль, что многие черпают его у современных дизайнеров, причем делают это поверхностно. Бывает, берешь какую-то идею, сама ее развиваешь и к чему-то приходишь путем долгой работы. А есть люди, которые случайно увидели что-то и присвоили себе. При этом они не понимают, что обкрадывают сами себя — ведь гораздо интереснее провести работу самой, вдохновиться каким-то источником. Тот же народный костюм ведь никому не принадлежит. Чем хороши были люди того времени, так это, наверное, тем, что они не были такими эгоистичными, не требовали к себе такого внимания, как современные дизайнеры. Я веду к тому, что такой проект, возможно, растормошил бы людей, дал бы какой-то новый толчок их творчеству и позволил переосмыслить то, что они делают. То, что люди создавали раньше, — безумный источник вдохновения! И это действительно интересно, когда человек сам копается, ищет, интересуется, смотрит, читает. У него получается индивидуальный продукт, что-то свое — понимаешь? Вот что интересно!

К сожалению, у нас все застопорилось из-за отсутствия бюджета. Мы только посетили этот архив, посмотрели вещи, зарисовали их и сняли пропорции. В музее решили, что им важнее сейчас другие проекты. А было бы интересно и полезно, если бы такая информация была в общем доступе. Человек из любой страны мог бы посмотреть, что делали мастера тех или иных культур. Я бы расширила проект, чтобы люди отовсюду могли собирать такие архивы и выкладывать лекала.

КА:Да, это хорошая идея — даже в контексте необходимости продолжения традиции и сохранения прошлого. Потому что мало кто ходит в подобные музеи, тем более сейчас. 

АБ:Да, это, во-первых, сохранение прошлого, а во-вторых — напоминание, что в принципе ничего нового ты придумать не можешь, что люди на протяжении истории уже такие сочетания и конструкции создавали. Это дает возможность посмотреть на себя со стороны и скромнее оценивать свои возможности и таланты. Я никого не обесцениваю ни в коем случае, но имею в виду, что если бы у людей был более широкий кругозор, то они не были бы так жадны даже со своими изделиями.

КА:В контексте этого возвращения к народному костюму, да и в принципе одежды, которую ты делаешь, интересно отметить, что она не зависит от трендов, это скорее сегмент «медленной» моды.

АБ:Да, я всегда старалась создавать одежду не на один сезон — которую можно носить и через пять лет, и когда угодно. Она не относится ни к какой субкультуре, ни к какому времени, ни к каким традициям. Это просто то, что я люблю, то, что я видела когда-то, то, что заставило меня порадоваться, улыбнуться, восхититься. 

КА:Мне понравился столик с керамическими ножками, который ты выкладывала в инстаграме. Я так поняла, что ты использовала орнамент кайтагской вышивки, перерисовала его в своем стиле и нанесла на керамику. Это выглядит очень красиво, хочется видеть больше подобного — когда ты берешь местные традиции и по-своему их перерабатываешь. 

АБ:Ты мне сейчас напомнила. У меня есть проект, связанный с мебелью: хочу с местным дизайнерским бюро Bronze Home создать небольшую капсульную коллекцию предметов, где используются в том числе элементы дизайна моей керамики, которая основана на моем видении. Я хочу начать с комодов, а потом, может быть, это выльется во что-то еще. Мне вообще интересно создавать что-то масштабное, способное стать частью интерьера и быта. Людей я уже одела, из тарелок моих уже поели, в моих вазах уже цветы постояли — теперь хочется, чтобы сидели на моих креслах. В голове я уже придумываю, какой бы сделала дом мечты и, главное, своими руками. Поэтому я и хочу овладеть — даже завладеть — многими ремеслами.

Хочу понять пластику и структуру дерева, как с ним работать. Или с камнем, например: здесь есть дербентский камень, на него у меня тоже большие планы. Здесь раздолье для фантазии, для воплощения идей. Но я бы хотела найти союзников, которые бы мне помогали, расширяли мой кругозор. А я расширяла бы их кругозор. Люблю работать в содружестве. Мне нравится, когда люди дружат и вместе работают — это естественно. Кажется, что раньше так и было: люди брали то, чего у них не было, и давали то, что у них есть; были в постоянной коммуникации и обмене. А сейчас все хотят всё делать обособленно и только для себя — много эгоизма вокруг. 

КА: Мне нравится эта мысль — это говорит о каком-то желании общности. 

АБ:Люди часто думают, что если они чем-то поделятся, то у них как будто что-то украдут. Но это неправда. Когда делишься, ты обогащаешься. Вообще любыми знаниями, которые у человека есть, он обязан делиться, потому что они ему для того и даны, чтобы дальше их транслировать. Во-первых, это смягчает сердца людей, во-вторых — дает всем возможность развиваться. А вот вороватых людей, скудных на что-то свое, я не люблю. Мне бы хотелось, чтобы люди, возможно, даже прочитав это, увидев в себе похожие качества, задумались.

КА:И последний вопрос, который я хотела тебе задать. Чувствуешь ли ты, что твое эмоциональное состояние как-то поменялось в Дагестане? Ты больше проводишь времени у моря, на природе — а Москва же дикая, безумная, там все постоянно несется. 

АБ:Я счастлива, потому что здесь моя душа успокаивается. В выходные ты можешь за час-два оказаться в потрясающем месте, а в Москве только по пробкам добираться столько будешь. А еще там очень холодно и глухо. Мне стало в Москве некомфортно, и даже если я туда еду по делам или к близким, то все время хочу вернуться в Дагестан. Здесь ты видишь постоянно солнце, небо, разные состояния природы, море — я вообще прямо около него живу. Это заставляет задуматься о глобальных вещах, дает понимание, что ты ничтожен, и вместе с тем дает силы. Потому что когда ты не полагаешься полностью на себя, не чувствуешь себя властелином мира, то становишься покорным, а покорность сердца говорит о силе твоего духа. В твоей голове появляются иные мысли и отдыхает душа. Это все взаимосвязано, и большое благо, что я здесь нахожусь.