Тосин Ошиново и Архитектурная триеннале Шарджи

• 
• 

Архитектурная триеннале Шарджи ориентирована на междисциплинарные подходы, рассматривающие архитектуру в более широком контексте, включая ее связь с социальными и экологическими проблемами. Куратором нынешней триеннале стала Тосин Ошиново, нигерийский архитектор, дизайнер и основательница Oshinowo Studio в Лагосе. В беседе с EastEast она обсуждает адаптивность, гибридность и необхожимость признания пространственных и социальных реалий.

EastEast:Как вы стали архитектором и как на это повлияла среда, в которой вы выросли?  

Тосин Ошиново:Я с детства хотела стать архитектором, заинтересовалась этим довольно рано. Уже лет в двенадцать я осознала, что у меня очень развито пространственное мышление. Понимание, что архитектура могла бы стать моей профессией, пришло, когда мой отец строил загородный дом в окрестностях Лагоса. Для людей его поколения это было признаком успешности, того, что ты можешь себе это позволить, продолжая жить и работать в Лагосе. Я была в восторге от чертежей и поэтажных планов, которые приносил домой отец. Так что можно сказать это межпоколенческое.

EE: Раз мы уже коснулись этого вопроса, что вы можете сказать о своем понимании традиции и о том, как с ней познакомиться? И как лично вы подходите к их сохранению и развитию?

TO: Традиция и культура находятся в очень интересных отношениях. Обычно мы воспринимаем традицию как нечто застывшее, а культуру — как нечто развивающееся. В контексте африканского строительства традиция напоминает мне головоломку, переплетение разных ее аспектов. Настоящей традицией я бы считала наши народные постройки, специфический для этой местности способ строительства, вживую с которым я никогда не сталкивалась, но знаю по книгам о быте и взаимодействии людей в доколониальные времена. Обычно в таком строительстве используются материалы, непосредственно доступные местным жителям. Так что использование латерита и кровель из пальмовых листьев можно назвать крайним проявлением традиции. В современных же условиях она уже не имеет под собой основания, поскольку сам подход к использованию пространства изменился. 

Например, в традиционном, доиндустриальном африканском жилище такие привычные нам вещи как «стол» и «стул» были не актуальны — характер жизни и повседневности не предполагал их наличия или необходимости. Вы спали на циновке, просыпались и шли на ферму. А возвращаясь с фермы садились на циновку под деревом. Единственным, кто возвышался над остальными, мог быть король или вождь общины. Комната же всегда воспринималась как место для отдыха, и никогда — как место социальных взаимодействий.

Сегодня отношения с интерьером складываются совсем иначе. Но в архитектуре по-прежнему можно увидеть отдельные нюансы и проявления западно-африканской или субсахарской специфики. И хотя теперь это, может, и не отражает архитектурный язык места, некоторые из этих элементов по-прежнему актуальны с функциональной точки зрения.

EE: Сейчас программа Архитектурной триеннале Шарджи «Красота непостоянства: Адаптивная архитектура» в полном разгаре. Как вы теперь видите идеи, которые хотели донести до аудитории? Продолжают ли они жить своей жизнью в реализованных проектах?

TO: Самое замечательное в проведенном исследовании и в разработке концепции для Архитектурной триеннале в Шардже, в значительной степени построенной на исторических отсылках, — это то, как она продолжает развиваться в вашем воображении. Отправной точкой для триеннале было обращение к традициям регионов, не пользующихся особой известностью в плане строительных технологий и дизайнерских инноваций, практичных и применимых в современном контексте. Думаю, это тоже связано с тем, что я уже сказала об идее традиционного дома. Большинство реалий современного западноафриканского города строятся вокруг современности, но очень слабо к ней подготовлены. Инфраструктура не отвечает реалиям жизни людей. И тут можно обнаружить прекрасные самоорганизующиеся системы, способные адаптироваться и помочь нам сосуществовать в современном контексте. Устоявшиеся методологии здесь уже не применимы. Куда более плодотворным, на мой взгляд, было бы рассматривать эти системы в сравнении с подобными им, адекватно спланированными структурами в других географических точках. 

Взять хотя бы стихийные уличные рынки, которые есть во многих городах. Это явление, официально оформленное и зарегулированное на глобальном Севере, по-прежнему существуют здесь в первозданном виде. Придя на такой рынок в Лагосе, вы заметите, что все продавцы помидоров держатся вместе, как и все, кто продает абельмош, как и все продавцы одежды. Это делается для того, чтобы покупатель, обращаясь по очереди к каждому продавцу, нашел товар по самой выгодной цене. На неформальных рынках не бывает фиксированных цен. Здесь цену будут определять в первую очередь по вашему внешнему виду. И все же, если вы не поленитесь обойти достаточно продавцов, вы так или иначе найдете то, что искали, по лучшей цене. Так что, по иронии судьбы, в интересах рынка, чтобы продавцы одних и тех же товаров собирались в одном месте. В этом есть что-то прекрасное, своеобразная поэзия самоорганизации. На первый взгляд, эти системы сосуществуют и собираются вместе ради извлечения взаимной выгоды, но на деле создают единое, устойчивое целое.

Тут можно обнаружить прекрасные самоорганизующиеся системы, способные адаптироваться и помочь нам сосуществовать в современном контексте. Устоявшиеся методологии здесь уже не применимы.

То, что мы смогли представить эти явления на триеннале, для меня очень ценно. В кураторской работе мне понравился этап взаимодействия и обмена мнениями с приглашенными авторами. Казалось, что еще один ряд самоорганизующихся систем возникает у меня на глазах. Очень интересно было закидывать какое-то предложение и получать в ответ новые идеи и обратную связь. В конечном итоге выставка развилась в три направления. Первое, Renewed Contextual («В обновленном контексте»), объединило участников, экспериментирующих с материальностью — и традиционной, и современной. Это в основном практики, связанные с апсайклингом и вторичной переработкой, старающиеся нащупать более бережную версию современности. Прекрасным примером такого подхода является проект Аль Борде (Al Borde) Raw Threshold («Необожженный порог»), реализованный в школе Аль Касимия. Еще одна прекрасная работа — проект Сумайи Даббаг (Sumaya Dabbagh) Earth to Earth («Земля к Земле»). Она создает невероятно уютные, обволакивающие пространства в стенах из глинобитного кирпича.

• 
• 
• 
• 

Еще одно направление, возникшее в рамках выставки — Extraction Politics («Политика добычи [ископаемых]»). В него вошли художники, обращающие внимание на линии напряжения, возникающие на стыке современности, урбанизма и экологии, на реалии того, что сегодня значит быть человеком, и последствия нашего потребления для планеты. У нас был представлен проект Cambio коллектива FormaFantasma о проблеме вырубки лесов и объеме отходов, которые оставляет за собой погоня за совершенством — масштабы этого очень тревожные.

Еще одна группа, которая блестяще это продемонстрировала, — BUZIGAHILL из Кампалы. В своем проекте Return to Sender («Вернуть отправителю») они работают с подержанной одеждой — отходами индустрии быстрой моды. В Африку к югу от Сахары из Северной Америки и Европы поступают тонны такой «отработанной» одежды. С этим связано много проблем, особенно потому, что дешевые вещи больше не шьются из натуральных тканей. Их качество настолько низкое, что они просто оказываются на свалках и пляжах.

• 
• 
• 

Наконец последнее, третье направление, получило название Intangible Bodies («Неосязаемые тела») — оно связано с эфемерными, духовными отношениями, связывающими человечество с окружающей средой. Проект Сандры Поулсон Dust the Accidental Gift («Пыль, случайный дар»). Ее отправная точка — Луанда, столица Анголы, откуда она родом. Она рассматривает рынок как форму напряженности, существующую между разными городскими классами. Районы, находившиеся под оккупацией в колониальные времена, по сравнению с районами, принадлежащими коренному населению, всегда выглядели неестественно выхолощенными и строгими. У каждого из нас идея прогресса зашита в подкорке. Представление о прогрессе, которое нам пытаются продать, — очень неестественно и вредит нашим экосистемам. Сандра Поулсон воссоздала луандский рынок с его мягкий грунтом — он где-то сухой, где-то влажный, по нему приходится перемещаться, пританцовывая, пересекая пространство по неожиданным траекториям. Она даже воссоздала предметы на прилавках, слепив их из папье-маше. Материал пахнет чуть влажной землей — это потрясающе.

• 
• 

EE:В контексте триеннале вы часто говорили об обновлении, переосмыслении, переобучении, перестройке. Что привлекает вас в этих формулировках, указывающих одновременно на новое начало и взгляд в прошлое? Какую формулу вы вывели для этого проекта и как она устроена?

TO: Я считаю, что нам необходимо перестроить свой взгляд на мир. Я вырос в Лагосе, где мы привыкли считать, что все привозное — по умолчанию лучше того, что было у нас. Понятие чего-то «лучшего» было для нас почти синонимично силе, исходящей от глобального Севера. 

Процесс работы над этой выставкой поменял мое мышление и систему ценностей — я наконец поняла, что на самом деле никакого «центра» не существует. Каждое место, каждая культура обладают собственной ценностью. До того, как мы обнаружили себя на пике индустриализации и глобализации, в каждой точке планеты существовали свои собственные рабочие системы. И многие из них были разрушены под давлением «завезенной», навязанной извне современности, пропитавшей нас и все вокруг. Но реальность такова, что эта система больше не работает или имеет пагубные последствия. Поэтому нам нужно переосмыслить то, что мы считаем прогрессом. В этом вся суть. Мы должны оглянуться и посмотреть на традиции, чтобы понять, какие из них работали, и усовершенствовать их. Их нужно масштабировать, потому что та версия [современности], которую нам пытались продать, больше не работает.

В этом есть что-то прекрасное, своеобразная поэзия самоорганизации. На первый взгляд, эти системы сосуществуют и собираются вместе ради извлечения взаимной выгоды, но на деле создают единое, устойчивое целое

Процесс работы над этой выставкой тронул меня до глубины души. Поразительно, какой вред наносит идея комфорта. Человек живет на Земле уже тысячи лет. И вдруг нам всем понадобились кондиционеры. А еще нам нужен пластик и другие удобства: сто пар обуви или по три автомобиля на человека. На самом деле в этом нет никакой необходимости. 

EE:Говоря о формулах — есть ли она у вашей творческой практики — архитектуре, дизайне, кураторстве, или в чем-то еще?

TO:У моей деятельности много направлений: я куратор, практикующий архитектор, у меня своя мебельная компания в Лагосе — моя практика очень гибридна. В процессе организации триеннале я стала гораздо острее осознавать идею потребления и его масштабов. Как дизайнер, я очень много работаю с масштабом «один-к-одному» и с разными способами проживания пространства — это для меня очень важно. По той же причине я тяготею к проектам, соразмерным человеку. В своей работе я также отталкиваюсь от понимания культурного контекста.

Приведу пример. Есть такой проект на острове Лагос, в самом сердце города: это центральный бизнес-квартал, а совсем рядом — район коренных жителей. Это очень густонаселенное место. Там есть здание, для которого нас попросили сделать проект — универмаг, построенный 75 лет назад. Отец рассказывал, что именно туда все ходили за рождественскими подарками. Когда Лагос еще был колонией, поход за рождественскими подарками был большим событием. Универмаг прожил много жизней, здание много раз перепродавалось и обрастало пристройками. Но главное, что теперь район, где он находится, уже не имеет того престижа и достатка, что раньше. Здесь много торговых точек, но не таких, которые ассоциировалась бы с периодом экономического расцвета. Кроме того, сейчас его окружает множество стихийных рынков, к зданию практически невозможно подъехать на машине, только подойти пешком.

Этот универмаг был выкуплен девелопером, который, конечно, стремится монетизировать и приумножить свои активы, поэтому нас и пригласили сделать предложение по косметическому ремонту и реконструкции помещений. А мы, в свою очередь, предложили реорганизовать прилегающий к зданию уличный рынок. В текущих условиях это никому не приходило в голову. Реальность такова, что это здание находится в том районе Лагоса, где всегда будут стихийные уличные рынки. Если их формализовать, выделить им место и складские помещения, то они смогут поддерживать свои точки в чистоте и порядке. Это и есть работа с контекстом. Важно, чтобы мы, дизайнеры и архитекторы, работали с тем, что уже существует вокруг. Мы не можем просто выдумывать идеализированные концепции на ровном месте. Мы должны осознанно смотреть на контекст, окружающую среду, направление здания и людей, которым оно будет служить. Наша практика была и будет основываться на этих принципах.

Перевод с английского Саши Зубрицкой.