Публикуем эссе художницы и исследовательницы Асли Улюдаг, финалистки нашего опен-колла, посвященного границам. Этот текст — часть ее проекта «Материализация продуктивной мифологии» (Mattering of a Productive Mythology), направленного на пересмотр концепции «естественных границ». Для этого Асли изучает медленное насилие, вызванное выработкой геотермальной энергии в долине реки Большой Мендерес и воздействующее на оливковые деревья и смоковницы, которыми славится этот регион Турции.
Трасса D550 ведет нас из Айдына в портовый город Измир. Мы следуем руслом реки Большой Мендерес по впадине, очерченной двумя параллельными хребтами на карте Турции. Оливковые и смоковничные сады сопровождают нас по обе стороны дороги. В игре света колышется раскаленное марево над асфальтом. Конец июля, начинает зреть инжир. Какая-то часть урожая уже собрана и разложена на сушилках, другая — остается висеть на кряжистых деревьях, дожидаясь сладкого нектара. Но в этих превращениях плоды так или иначе сообразуются с жарой. Поблизости, в луже с водой, просочившейся из скрытой под поверхностью глубины, кто-то по своему согласовывает условия теплообмена.
Трасса проходит по маршруту Айдын — Измир вдоль первой железной дороги Турции, построенной в 1866 году британской компанией Ottoman Railway Company по концессии с Османской империей. Железная дорога потребовалась, чтобы связать провинции с побережьем через долину Большой Мендерес и доставлять в город-порт Измир товары, в том числе оливки и инжир, которыми славится регион. Трасса и железная дорога, как и долина, где они проложены, — это линии от A до B на горизонтальной плоскости карты, от периферии к морю, от суши к соленой воде. Но сегодня поверхность, на которой они нарисованы, тяжело содрогается под тяжестью собственного вымысла, от микроземлетрясений, берущих начало на глубине в несколько километров. Там, как я слышала, находится еще одно скопление влаги.
Я прошу маму остановиться. Мы перебираемся через железнодорожные пути и паркуемся у невысоких стен смоковничного сада. Я выхожу из машины под ветерок, пропитанный привычным здесь запахом тухлых яиц. Это сероводород, идущий из серебряных труб геотермальной электростанции (ГеоЭС) неподалеку. Я мельком вижу место, которое ищу. Затем вспоминаю о деревьях сада, обреченных на смерть в течение следующих 20 лет.
Смоковница протягивает ветви через забор вопреки геометрии земельного участка. Я срываю несколько листьев и кладу их между страницами записной книжки. Руки становятся липкими от золотистого нектара, сочащегося из инжира, и белого молока, струящегося из стеблей. Я думаю о Сунай Даг, с которой познакомилась несколько дней назад. Инженер-агроном, она жаловалась на растение, с которым связала свою жизнь. «Липкий зуд, — сказала она, — остается с вами в течение нескольких дней после полевых работ». Где-то в глубине своего дискомфорта я забавляюсь и жду с нетерпением следующих нескольких дней, которые будут отмечены памятью о смоковнице — чувственным знаком необратимости материального обмена.
Я иду вдоль побеленной известью стены и натыкаюсь на ворота. Мать с дочерью сидят в тени простого однокомнатного коттеджа, каких много в садах Айдына. Я здороваюсь с ними. Из-за деревьев появляется мужчина и приглашает меня войти. Не представившись, он начинает ходить среди смоковниц, показывая на их коричневые по краям листья и потрескавшиеся плоды. Я следую за ним по пятам, перепрыгивая через истончившиеся потоки поливной воды. «Инжир в этом году, — говорит он, — не очень хорош». И добавляет, что из плодов можно только приготовить варенье, вино или что-то еще — значит, они будут стоить треть по сравнению с обычным урожаем. Хозяин сада, как и большинство других жителей региона, пессимистично смотрит в будущее. Мы возвращаемся к воротам. Мужчина приносит мне тарелку инжира, чтобы я поела в дороге. Я не могу признаться ему или кому-либо еще из местных, что не очень люблю инжир. Липкими руками он насыпает плоды мне в ладони.
Смоковницы — главные свидетели экологического насилия в долине Большой к Мендерес. Они выполняют роль мобилизующего агента борьбы против ГеоЭС в этой местности
Соскребаю с себя созревающую жару и возвращаюсь в машину с кондиционером. В попытке забраться вглубь земли открываю блокнот и касаюсь коричневых краешков своего гербария. Пробую на ощупь хрустящую сухость листьев, накопивших бор, — свидетельство недавней переориентации местного существования. Наблюдаю ее материальное воплощение.
Смоковницы — главные свидетели экологического насилия в долине Большой к Мендерес. Они выполняют роль мобилизующего агента борьбы против ГеоЭС в этой местности. Согласно определению медленного насилия Роба НиксонаРоба НиксонаRob Nixon, Slow Violence and the Environmentalism of the Poor (Cambridge: Harvard University Press, 2011).
, признаки перестройки существования в долине Большой Мендерес в первой половине 2010-х, когда ГеоЭС становилось все больше и больше, были почти неуловимыми для человеческих органов чувств и восприятия. Внимание производителей инжира в Герменчике, районе провинции Айдын, привлекли коричневые контуры, которые стали появляться на листьях в 2014 годув 2014 годуСмоковница Sarılop, сертифицированная Европейской комиссией и получившая защищенное наименование места происхождения (Protected Designation of Origin), растет только в Айдыне и в основном рядом с городом Герменчик. Из-за этого, а также чувствительности сорта к бору и особых отношений между поверхностью и подземными пластами русла реки (которые и привели к появлению пугающего числа ГеоЭС) смоковницы стали важными участниками конфликта в этой местности.. Геотермальные электростанции, представленные местному населению как способ производства чистой и устойчивой энергии, тогда еще были в новинку.
Бассейн реки был обозначен как геотермальное поле в 1960-х годах после национального проекта по разведке и картированию геотермальной энергиигеотермальной энергииSadrettin Alpay, “Geothermal Energy Explorations in Turkey” in Second United Nations Symposium on the Development and Use of Geothermal Resources, 1:25–28. San Francisco, California, USA: Lawrence Berkeley Laboratory, University of California for the United States Energy Research and Development Administration, the United States National Science Foundation, and the United States Geological Survey, 1975., но первая станция в Турции, построенная еще в 1984 году, оставалась единственной вплоть до 2006-го2006-гоGülden Gökçen, Kemal Öztürk, Arif Hepbaşlı, “Overview of Kızıldere Geothermal Power Plant in Turkey”in Energy Conversion and Management, 45 (2004), 88. . В городе Герменчике такая станция была построена только в 2009 году, но затем количество ГеоЭС стало расти с беспрецедентной скоростью, поскольку по закону о геотермальных ресурсах и минеральных водах, принятому в 2007 году, геотермальная энергия перешла в частную собственность. Уже в 2014 году в Герменчике работало 5 станций и 15 — в долине Большой Мендерес. Сегодня в бассейне реки насчитывается 43 ГеоЭС.
В 2014 году жители Герменчика, обеспокоенные состоянием своих смоковниц, организовали и запустили исследование возможного влияния производства геотермальной энергии на окружающую среду. Из близлежащих городов и деревень поступали первые сообщения об умирающих оливковых деревьях и высыхающих садах, которые прежде цвели десятилетиями. Глаза и камеры телефонов местных жителей оказались прикованы к геотермальным жидкостям, сливаемым электростанциями в реку Большой Мендерес и ручьи поблизости. У прорванных трубопроводов начались протестные собрания. К тому времени уже было проведено несколько научных исследований воздействия ГеоЭС на качество поверхностных и подземных вод в Айдыне, но Сунай ДагСунай ДагSunay Dağ, “İncirde Verim ve Kalite Üzerine Jeotermal Enerji Tesislerinin Olası Etkilerinin Belirlenmesi” (T.C. Adnan Menderes Üniversitesi Fen Bilimleri Enstitüsü, 2015). первой среди ученых обнаружила токсичные уровни бора в листьях смоковниц. Она завершила этот проект в 2015 году, и с тех пор к нему обращаются во всех судебных разбирательствах против компаний геотермальной энергии в Айдыне.
«Среди растений наиболее чувствительны к бору смоковницы и виноградные лозы», — утверждает Даг в своем докладев своем докладеSunay Dağ, “İncirde Verim ve Kalite Üzerine Jeotermal Enerji Tesislerinin Olası Etkilerinin Belirlenmesi” (T.C. Adnan Menderes Üniversitesi Fen Bilimleri Enstitüsü, 2015), 35.. В малых дозах бор необходим для роста растений, так как укрепляет клеточные стенки. Однако превышение определенного порога приводит к некрозу листьев, стеблей, плодов и в итоге к гибели растения. Первые видимые признаки отравления бором — потемнение кончиков старых листьев, которое затем распространяется на их края и среднюю жилку. Листья выглядят обгоревшими и преждевременно опадают. Я осторожно провожу пальцем по кромке листа в моей руке. В конце концов у каждой стены есть предел прочности.
Мое внимание привлекают солнечные блики на серебряных трубах. Я понимаю, что машина тронулась. Вдоль дороги во множестве появляются и исчезают геотермальные трубопроводы, бросая вызов гладкой, непроницаемой непрерывности поверхности: как глубоко они ныряют? Их узор, отмеченный резкими изменениями света, вмешивается в игру, затеянную лучами солнца и оливковыми деревьями. Я думаю об «оливковой линии», описанной Ричардом Мабеем. Это порог, который пересекли многие европейские художники XVIII и XIX веков, в том числе Ван Гог, Сезанн и Ренуар, «в переходе от яркой сочной зелени лиственного севера к серебристой и серой зелени юга». Встреча художников с мерцанием серебряной листвы оливы, как пишетпишетRichard Mabey, The Cabaret of Plants: Forty Thousand Years of Plant Life and the Human Imagination (New York: W. W. Norton & Company, 2017), 239-240. Мабей, «помогла сформировать визуальное восприятие современной Европы».
Вонь тухлых яиц и изменения, происходящие со смоковницами и оливковыми деревьями, сделали ощутимыми медленные и микромасштабные преобразования, запущенные под поверхностью
Проезжая вдоль оливковой линии долины Большой Мендерес, мы делаем еще одну остановку в Герменчике. Выхожу из машины и, следуя на серебряными трубами, добираюсь к геотермальной скважине, которую заметила еще издалека. Чувствую, как полуденный зной усиливает запах тухлых яиц. Мыслями блуждаю в своем прошлом: я занималась обработкой металла и под рукой всегда был сернистый калий, как и патина для чернения бронзы и меди. Представляю крошечные частицы металлической пыли, которые вдыхала на протяжении многих лет. Где бы ни находились теперь эти частицы в моем теле, они, должно быть, чернеют от сероводорода, которым я дышу сейчас, — если по каким-то причинам до сих пор этого не сделали.
Подхожу к забору с колючей проволокой, который отмечает принадлежащую компании территорию. Из-за заборов здесь случается разное — одно из важных событий произошло в декабре 2018 года в небольшом поселении Кызылджакёй недалеко от Герменчика. Тогда только началась процедура оценки воздействия на окружающую среду (Environmental Impact Assessment) новой ГеоЭС, чье строительство планировалось в Кызылджакёе. В деревне еще не было таких электростанций, но жители уже знали о последствиях их работы. Не только потому, что они контактировали с населением Герменчика, но и потому, что благодаря разнообразным сплетениям и взаимосвязанным эффектам отравление уже давало знать о себе и в Кызылджакёе. Вонь тухлых яиц и изменения, происходящие со смоковницами и оливковыми деревьями, сделали ощутимыми медленные и микромасштабные преобразования, запущенные под поверхностью. К моменту начала экспертизы местные жители протестовали уже два месяца. Митинги, возглавляемые женщинами, собирались в центре города каждый день.
В тот день в декабре 2018 года, когда жителям Кызылджакёя стало известно, что компания приступила к возведению заборов и установке камер слежения вокруг купленного земельного участка, они дошли туда пешком и сторожили местность в течение трех дней. Государство вмешалось, отправив на территорию специальный отряд полиции.
Несмотря на ожесточенное сопротивление женщин Кызылджакёя, строительство было одобрено министерством в апреле 2020 года — энергетической компании больше ничто не мешало. Местные жители подали апелляцию и выиграли дело. Тем не менее женщины Кызылджакёя продолжают нести вахту в палатке, установленной в центре города, — тяжбы, связанные со строительством, никогда не заканчиваются полностью в долине Большой Мендерес. Я была в деревне несколько дней назад и слушал, как эти женщины перекрикивают друг друга, рассказывая о своей непрерывной борьбе. Сначала я пыталась расплести их голоса на отдельные нити — но затем решила оставить их запутанными.
Странная геометрия участка со скважиной указывает на то, что когда-то этот кусок земли был частью целого. Я пытаюсь понять, от какого сада он был отделен. Был ли садовод вынужден продать землю или ее у него отнял новый влиятельный владелец? Иду вдоль забора и отмечаю неправильную форму участка. Что было сначала — забор или дыра?
В первую неделю после приватизации геотермальной энергетики было подано огромное количество заявок на получение лицензий на разведку, причем многие из них — от людей и компаний, не имевших никакого опыта работы в этой сфере. Хотя юридически процесс шел в порядке живой очереди, даты регистрации заявок совпадали. Поэтому сначала при распределении лицензий победившей заявке выделяли общую площадь предлагаемого в ней проекта — а при выборе заявок в основном учитывали финансовую целесообразность и сроки реализации. Затем оставшуюся землю, зонированную для добычи геотермальной энергии, разделили между другими участниками торгов. В результате получилась «лицензионная текстура разбитого стекла»: вся пригодная территория оказалась размечена на небольшие треугольники и многоугольники, а множество владельцев разместились на этих крошечных участкахучасткахTahir Öngür, Ümran Serpen, “Jeotermal Kaynaklar Yasasının Yarattığı Kargaşa,” vol. E/2009/494-3 (Jeotermal Enerji Semineri, İzmir: TMMOB Makina Mühendisleri Odası, 2009), 159–170. по соседству. Халил ЧетинкаяХалил ЧетинкаяПроизводитель инжира, директор природоохранной организации в Герменчике и один из лидеров местного сопротивления. вчера рассказал мне, что, по слухам, 85 процентов участков в регионе Айдын уже лицензированы. Многие местные жители воспроизводят эту информацию, незначительно меняя цифры, хотя никакой подтверждающей документации не существует.
Мерцающий покров еще-не-материализовавшегося лежит у моих ног. Я окружена начертанной геометрией поверхности, в которую идеально вписывается огороженный участок прямо передо мной. Целевой водоносный слой в километре или двух ниже дрожит не соглашаясь. Я знаю, что через несколько месяцев здесь, наверху, произойдет землетрясение. Его гипоцентр — то есть очаг — располагается на глубине 1,6 километра.
Осушение водоносного слоя, особенно в зоне землетрясений, влияет на уровень давления в недрах, а также приводит к структурным изменениям, которые значительно увеличивают вероятность толчков
Создание такой «поверхности» — важный шаг в разграничении территории над текучими скоплениями. Здесь поверхность функционирует как устойчивая геометрическая фигура, на которую могут накладываться пограничные линии. Разметка текучих сущностей нужна не только для разделения земли по горизонтальной плоскости, но и прежде всего для вертикального размежевания верхних и нижних уровней. Это принцип, на основе которого действуют ГеоЭС в русле реки Большой Мендерес. И все же вибрации, прорывающиеся из глубин и пронизывающие земную твердь на протяжении веков, бросают вызов такому принципу.
Грабен, или долина, — участок земной коры, опущенный относительно окружающей местности и отделенный от нее с обеих сторон линиями разломов. Большой Мендерес — одно из таких геологических образований, напрямую связанных с землетрясениями и земными недрами. Это и есть область землетрясений — активный рифтовый бассейн с линиями разломов. Как и в большинстве эпицентров, геотермальные жидкости локализованы на небольших глубинах в долине Большой Мендерес. Просачиваясь через разломы, геотермальные потоки несут ресурсы из недр к поверхности и этим привлекают внимание людей, ищущих избавления от болезней в термальных и минеральных водах, а также энергетических компаний.
Для устойчивого производства геотермальной энергии необходимо перекачивать геотермальную жидкость — после извлечения из нее тепла на поверхности — обратно в водоносный слой, из которого она была добыта. Такая практика не только обеспечивает долговечность водоносного слоя и стабильность выработки геотермальной энергии, но и служит мерой против сейсмической активности — одного из рисков при производстве данного типа. Осушение водоносного слоя, особенно в зоне землетрясений, влияет на уровень давления в недрах, а также приводит к структурным изменениям, которые значительно увеличивают вероятность толчков. Тем не менее в десятках видеороликов, записанных местными жителями в Айдыне, зафиксировано, как ГеоЭС сбрасывают дымящиеся жидкости в реки и ручьи. Эти видео не только свидетельствуют об отравлении почвы, поверхностных и подземных вод бором и другими загрязняющими веществами, но и подсказывают, что при выработке геотермальной энергии в Айдыне повторную закачку не производят. Я чувствую дрожь.
Выбросы геотермальных потоков — не просто свидетельство халатности, но и признак созданной «поверхности», которая определяет верхний и нижний уровни как два автономных и иерархически упорядоченных относительно друг друга пространства. Сейсмические колебания, в свою очередь, мешают этому разграничению, прорываясь из глубины и делая вертикальную сеть подземных спутанностей заметной наверху. Я настраиваюсь заново.
Влажность вокруг ног перенаправляет мое внимание и возвращает к скважине. Я стою в луже. Обследую область под ногами в поисках поверхности, по которой шла сюда. Преодолев границу памяти, я встречаюсь с воображением. Память свертывается. Я еду по изгибу ленты Мёбиуса. Ноги начинают вязнуть в грязи и теряют поверхность. Стараюсь удержать целостность и представляю, что у меня толстая кожа, способная перенести любую жару, но мои саднящие поры уже стали частью материального обмена. Частицы затягиваются в неровности моего тела — в его отверстия, трещины и ямки. Зрение накладывается на двойное лучепреломление от кристаллизующегося кальцита, ищущего эти отверстия.
Из-за агрессивного окисления границы моего тела размываются. На меня действует не сила тяжести, я не падаю. Это скорее перепад давления, всасывающего меня через поры и трещины. Скважины теряются из вида. Тепло ядра Земли рассеивает мою память и растворяет мои чувства. Я сливаюсь с химическим составом глубоких недр, насыщающих геотермальные потоки. В глубине времени тепло высвобождается из жидкости, в которой оно заключено. Пробую на вкус мерцание различающей пересборки, переживаю момент индивидуации. Я думаю, что мы пробудем здесь какое-то время, и знакомлюсь с новой формой, в которой теперь обитаю.
Мама просит инжир, который лежит у меня на коленях. Мы подъезжаем к Измиру. Чищу один плод для нее, другой — для себя. В течение нескольких следующих дней по мере его распада в моем теле я помню о материальных различиях в долине Большой Мендерес. Я впиваюсь в мякоть и проглатываю глубинные недра. Я где-то еще.
Перевод с английского Екатерины Захаркив
