Дом и пространственные технологии

В Центре пространственных технологий (CST) изучают технологические, экономические и политические силы, формирующие город. Исследовательница Александра Майборода поговорила с директором Центра Максимом Рохманийко о домашнем пространстве, альтернативных формах собственности и жизненных циклах зданий.

Александра Майборода: Твоя киевская квартира — это по совместительству офис CST. Как возникла идея соединить дом и работу? Как исследовательские проекты Центра влияют на твое личное отношение к дому? 

Максимом Рохманийко:Я вырос в советской квартире. К нам домой почти никто никогда не приходил, и вообще там было все нормативно: мама и папа отдыхали после работы, мы с сестрой росли. Мне намного больше нравилась домашняя обстановка у бабушки — там было и производство, и застолья, и даже музей и разные животные. В Киеве на архитектурном факультете нас учили проектировать жилье как у моих родителей, а вот мой американский профессор исследовал более странные домашние пространства. Он показывал, как люди живут и работают, не проводя границу между приватным и публичным, жильем и работой. К тому же я начал профессиональный путь в Голландии, где популярна блокированная застройка. Там я всегда работал в офисах, которые находились в жилых домах. 

Меня часто спрашивают, удобно ли мне, что в одном месте и дом, и работа, и публичные мероприятия. Мне удобно.

АМ: В своей практике ты предлагаешь разные взгляды на отношения с домашним пространством. Например, платформа DOMA тестирует новые формы совместного владения недвижимостью, а проект Networked Homes следит за траекториями материалов, формирующими городскую среду. Как бы ты описал методологию вашей работы? Чем деятельность Центра отличается от традиционного архитектурного подхода? 

МР:Наверное, нас отличает стремление к системности. Обычно архитекторы создают уникальные объекты для единичных клиентов. Мне всегда не нравилось отсутствие масштабируемости и политической актуальности у такой модели. Нам интереснее смотреть на город как на скопление пространственных технологий — масштабируемых формул, которые непрерывно меняют окружающую среду. 

Вообще, история CST началась с победы в архитектурном конкурсе по разработке новых стандартов жилья. Мы старались понять, как жилая архитектура может лучше соответствовать современным образам жизни на уровне планировочных решений. Затем в рамках проекта Smart Commons мы анализировали, как публичные инвестиции ведут к существенному раздуванию цен на недвижимость на примере «Хай-Лайна»«Хай-Лайна»Парк, разбитый на месте старых железнодорожных путей Манхэттена, — иконический пример ландшафтной архитектуры. Мы исследовали не дизайн-решение, а структуру финансирования проекта, корреляцию между стоимостью недвижимости и ее отдаленностью от «Хай-Лайн» (прим. Максима Рохманийко)., а в исследовании DesignTech изучали, как новые инструменты меняют природу архитектурной профессии.

Проект DOMA — о кризисе доступности жилья. Вместо того чтобы смотреть на здания и их физические характеристики, мы разрабатываем альтернативную финансовую архитектуру, построенную на совладении и распределении капитала.

Без примеров тяжело объяснить, чем мы занимаемся. Я бы сказал, что мы смешиваем исследовательский подход с экспериментальным дизайном, чтобы увидеть важные городские проблемы под новым углом.

АМ:Чем именно финансовая архитектура DOMA отличается от обычного рынка недвижимости?

МР:Давай посмотрим на логику DOMA на примере Киева. Он находится на втором месте после Лондона в рейтинге больших европейских городов с самой недоступной арендой. Примерно за 12 лет аренда квартиры в Киеве обойдется в сумму, равную ее стоимости. Снимать жилье невыгодно в долгосрочной перспективе. Люди чувствуют, что тратят деньги и не получают ничего взамен. 

DOMA начался с мысли: а что если бы арендатор мог плавно становиться собственником, получая маленькие доли недвижимости за каждую арендную выплату? Такой механизм возможен за счет долевой собственности и альтернативной финансовой архитектуры, которую мы разрабатываем.

АМ:Из-за роста популярности коворкингов и коливингов сплавление коммунистической риторики с инструментами капитализма вызывает по меньшей мере подозрение. Например, в Киеве недавно появился бизнес-центр Kooperativ. Чувствуется ли на этом фоне скептицизм относительно вашего проекта? 

МР:Да, сплавление идеологий действительно интересно. В прошлом году мы очень тщательно исследовали Property TechProperty TechИнформационные технологии, используемые в менеджменте недвижимости, больше информации об этом здесь и здесь. в Соединенных Штатах. Это эпицентр финансиализации жилья. Компании, которые используют искусственный интеллект для покупки недооцененных зданий, автоматизируют менеджмент недвижимости, изобретают хитрые формы кредитования на основе данных о пользователях.

Формула достаточно простая: социализм на уровне маркетинга и сконцентрированность на извлечении прибыли на уровне бизнес-модели. В результате этого исследования мы сделали видеоработу Domestic Datascapes для Биеннале архитектуры и урбанизма в Шэньчжэне и Гонконге.

Мы постоянно смотрим на «темную сторону Силы» для того, чтобы быть в курсе интересных технических решений. Мне кажется, именно это делает нас самыми суровыми критиками DOMA. Чувствуется, что люди извне относятся к проекту, скорее, с энтузиазмом, чем со скептицизмом. 

АМ:Насколько я понимаю, в Networked Homes вы исследуете материальные взаимодействия внутри жизненного цикла квартиры, цепочки производства, трудовые условия и многое другое на базе вашей киевской штаб-квартиры. Почему вы стали этим заниматься? 

МР:Я рассказывал о DOMA коллегам из Climate-KIC, большого европейского фонда, который поддерживает проекты, посвященные устойчивому развитию и направленные на уменьшение углеродных выбросов. Больше всего их заинтересовало то, что мы предлагаем работать с существующей застройкой. Мы начали обсуждать ремонт квартир, и в том же разговоре прозвучало: «Было бы интересно посчитать углеродный след реновации среднестатистической квартиры». Мы в то время как раз делали ремонт в нашей штаб-квартире — и решили попробовать с этим поработать. 

Мы собирали все чеки на материалы, которые покупались для стройки, и постоянно сканировали пространство с помощью фотограмметрии. Чтобы собирать данные о процессе, мы построили детальную 3D-модель квартиры. Моделировали не только сами объекты в пространстве, но и разные их свойства: кто какие работы с ними проводил, с помощью каких инструментов, сколько это стоит, какие материалы использовали.

АМ:Чтобы непрерывно собирать все эти данные, в теории нужно создать международный реестр материалов. Это самая сложная часть в концепции Networked Homes?

МР:Реестр материалов — просто компонент Networked Homes. Это общедоступная база, которая помогает отслеживать информацию о стройматериалах и их свойствах. Похожие системы уже существуют для отслеживания информации о продуктах питания: сканируешь шоколадку — смотришь, кто и где ее произвел, из чего она состоит, сколько в ней килокалорий, узнаешь даже ее углеродный след. А здания, по разным расчетам, ответственны примерно за половину всех углеродных выбросов на планете.

Когда я показывал наши наработки коллегам из лондонского Dark Matter Labs, они предложили вместе сделать прототип реестра материалов. В идеале это позволит исследовать траектории строительных материалов, их воздействие на окружающую среду и на локальные экономики. Дальше можно говорить о субъектности вещей в юридическом смысле. Например, ты покупаешь что-то, производство чего сопряжено с большим количеством углеродных выбросов, а жизненный цикл этой вещи — 100 лет. Тогда придется заплатить штраф, если ты выбросишь вещь до заранее установленного срока ее эксплуатации.

АМ:Насколько вообще реалистично проследить все эти индикаторы, учитывая непрозрачность глобальных цепочек производства? 

МР:Это мы сейчас и проверим, хотя проследить все связи — не самоцель. Иногда мы просто представляем, что у нас есть все на свете технические решения, и пытаемся подумать, какие изменения благодаря этому станут возможны.

АМ:В «Пересборке социального» Бруно Латур писал, что «взаимодействия — это не пикник, где всю еду на место приносят сами участники». Он говорил о протяженности и активности материи. В повседневности мы редко смотрим на окружающие вещи подобным образом.

Можно ли сказать, что NH превращает материальный каркас дома из продукта, который мы покупаем в магазине, не задаваясь вопросом о его прошлом и будущем, в узел неоднородных элементов, за который мы несем коллективную ответственность? 

МР:Да, лучше не сказал бы. Мы с самого начала обсуждали переход от объектов к процессам. 

Например, сейчас в рамках Networked Homes мы делаем видеоработу, посвященную окну. На первый взгляд, оно ничего не делает, но в действительности оказывает воздействие на огромное количество мест и людей. Его компоненты происходят из разных стран. Пластиковые профили, например, собирают на фабрике в Киевской области. Туда они приезжают из Германии на грузовиках, нарезанные на шестиметровые стержни. Их производят из ПВХ-порошка, сделанного на нефтеперерабатывающем заводе, а нефть чаще всего приходит из России. В эти процессы вовлечено много людей и оборудования. Они приносят прибыль и оказывают существенное влияние на окружающую среду. Все это регулируется далеко не нейтральными национальными и международными стандартами.

Окно непрерывно что-то делает. Во время дождя оно защищает от влаги, зимой помогает сохранять тепло, а в жару дает воздуху циркулировать по комнате. Оно пропускает солнечные лучи, которые утром прогревают пространство и меняют состав популяции бактерий в помещении.

Мы привыкли смотреть на окно как на вневременной объект, встроенный в порядок Вселенной. У нас не возникает вопросов по поводу его истории как технологического артефакта и влияния процесса его производства на окружающую среду. Сейчас мы детально смотрим на все эти вопросы и подробно распутываем, казалось бы, такую простую и знакомую вещь. 

АМ:Где-то в описании проекта вы говорите, что NH помогает смотреть на квартиру как на инструмент для игры. Что это значит? 

МР:Инструмент для игры подразумевает эмерджентностьэмерджентностьНаличие у системы особых свойств, не присущих ее отдельным элементам или их сумме.. Есть элементы проекта, которые легко превратить в понятные, для кого-то полезные, кем-то профинансированные исследования. Но параллельно с этим мы просто ковыряемся в вещах, строим связи, чтобы заглянуть за видимую границу того, что интересно и понятно прямо сейчас.

Проекты, упомянутые Максимом в интервью, выполнены коллективно, при активном участии Николая Головко, Анастасии Чаур, Светы Усиченко, Ореста Яремчука, Евгении Берчул, Олеси Коваленко, Франческо Себрегонди, сотрудников Dark Matter Labs и других.